ДАВЫДЫЧ

Родился он 25 декабря 1938 года. Его родители: мать — Федосья Кузьминична Коновалова, отец — Давыд Петрович Наумов. Федосья была простой, неприметной бедной женщиной, и женился Давыд Петрович на другой, которая была побогаче. Когда родился Ваня, отец его не признал. Через два с половиной года началась война, настало голодное время, но особенно голодное оно было у нас в Заволжье. Не могла Федосья прокормить сына и отдала его на воспитание родственникам.

В то трудное время своим детям не хватало хлеба, а тут ещё и племянника надо кормить. В общем, хлебнул лиха Ваня с детства. Вернулся с войны его отец, внимания на него не обращал, был занят своей семьёй. Однажды одиннадцатилетний Ваня украл у дяди банку подсолнечного масла, да и с сёстрами съел. Девочек не тронули — ведь родные, а его выпороли так, что он всю жизнь об этом помнил. Некому было заступиться за пацана, обидно было испытать безотцовщину при живом отце. Но не пошёл Иван кривой дорожкой, а выбрал правильный путь.

Когда ему исполнилось 15 лет, сел на трактор, до которого его допустили в виде исключения, ведь не голодовать же парню до совершеннолетия. Имел Ваня к технике большой интерес, свой Т-54 изучил досконально, даже ремонтировал его сам. На удивление бывалым трактористам он один менял деталь, которую было возможно заменить только вдвоём. Необычайной силой волей обладал этот человек, всегда выполнял поставленные перед собой задачи, чего бы это ему ни стоило. Например, был такой случай во время его службы в рядах Советской Армии. На учениях копали окопы, и кем-то была обнаружена противотанковая мина. Все сразу же разбежались — кто куда, а Иван взял её на плечо, отнёс в овраг и бросил с обрыва. Мина не взорвалась, её потом уничтожили сапёры.

Однажды сослуживец попросил Ивана встретить на вокзале его девушку и проводить в гостиницу. Он сам этого сделать не мог, так как стоял в наряде. Иван встретил её, и как встретил, так и влюбился. Он понял, что это она — его единственная, которая будет его женой несмотря ни на что. Красивая белорусская девушка Лена была старше Ивана на два года, она приехала в Черняховск Калининградской области на практику от Минского библиотечного техникума. На ухаживания Ивана Лена категорически отвечала отказами, она ведь уже была невестой другого. Практика заканчивалась, Лена собиралась уезжать домой в Белоруссию. Прислала Ивану записку следующего содержания: «Не ищи меня, забудь!», её Иван получил, когда стоял на посту. Не мог он упустить свою любовь и ушёл с поста на вокзал, причём, как был — с ППШ, запасным магазином патронов, противогазом и в плащ-палатке. Нашёл Лену уже сидящей в вагоне, сказал, что любит её больше жизни, вот и доказательство: за уход с поста — трибунал и тюрьма. Сделал ей предложение стать его женой, просили её об этом и пассажиры вагона. Согласилась тогда Лена, приняла его предложение. Ну что сказать командиру — почему оставил пост? Решился Иван ещё на один дерзкий шаг: пришёл в ближайшую больницу и сказал, что у него только что был приступ аппендицита. Когда хирург сделал разрез и не увидел аппендикса, очень удивился. Иван объяснил хирургу, в чём дело, тот понял и не стал выдавать солдата, а просто сказал: «Я оперирую 31 год, но чтобы в твёрдой памяти и в трезвом уме здоровый парень лёг под скальпель — это первый случай в моей практике, и дай Бог последний». Только ради любви можно пойти на такое, и ещё, имея железный характер.

Срок службы Ивана в армии заканчивался, и командир части предложил ему остаться на «сверхсрочку», обещая комнату в общежитии, а впоследствии и квартиру. Город Черняховск Калининградской области является красивейшим местом, но Иван отказался, тянуло его на родную землю. «… И в снег, и в ветер, и в звёзд ночной полёт, меня моё сердце в тревожную даль зовёт…» — такие слова его любимой песни. Возвращался Иван домой, вёз молодую жену и не знал, что мама с родственниками готовят ему сюрприз.

Трудности начались сразу. Денег не было, жили с матерью в маленьком доме — старом и холодном (когда его тащили трактором из Житкура в Золотари, по дороге он растрепался). Местные девчата, имевшие виды на завидного жениха Ивана, не могли смириться с тем, что он предпочтёт другую девушку, и мстили ей. Например, научили её здороваться с местными жителями на казахском языке матерными словами. Объясняли это тем, что будет очень вежливо с её стороны поздороваться с пожилыми людьми на их родном языке. Тосковала любимая Вани по родителям, по своим двум сёстрам, по белорусским лесам. И наконец, не выдержала этой степной пыли, жары, осенней грязи и уехала домой в Воложин. Шла она на автобусную остановку и всё оглядывалась — не идёт ли за ней Иван, не хочет ли он её остановить? Нет, не шёл, Иван сидел дома и думал: «Пусть съездит к родным, погостит!».

Через неделю Иван поехал в Белоруссию и забрал с собой жену, а ещё тестя, тёщу и двух сестёр супруги Любу и Люсю. Он уговорил семью бросить дом и переехать из белорусских лесов в степь. Обладал житкурянин Иван умением убедить людей — сказал, что так, как он предлагает сделать — будет правильно. Тесть Александр Николаевич Зенько уезжать не хотел до слёз, плакал, но вместе с зятем и дочкой всё же поехал. Иван успокоился, теперь жена не уедет к родителям, будет всегда с ним рядом.

Жили все вместе в маленьком доме, в тесноте, но ничего, трудно тогда было всей стране. Постепенно жизнь налаживалась, стали Иван с тестем строить дом из саманного кирпича. А тут опять — «на тебе», мама преподнесла сюрприз — подала на Ивана в суд заявление о взыскании с него алиментов. Работать ей было трудно, да не хотелось, а может и не умелось. Часто лежала в больнице с выдуманными болячками. Был такой случай: везла она на телеге, запряжённой волами, керосин в бочках — надо было заправлять трактора в поле. Выехала ещё засветло и тут почувствовала, что юбка её промокла. Как она говорила потом: «Дивлюсь, шось тут у мэне мокро». Слезла с телеги и посветила спичкой — это тёк из бочки керосин. Подвода вспыхнула в мгновение ока. Волы со страху понеслись в поле, ловили их и тушили всей бригадой трактористов. А Федосье повезло — юбка не загорелась. Дали ей тогда справку, в которой имелось такое заключение: «Работать не может». Платил Иван матери за «счастливое сытое детство» 25 рублей из зарплаты в 50. Когда у него родился сын, суд снизил эту сумму до 15 рублей. Никто за это его не осуждал, люди сами всё видели и понимали.